Владислав Косарев: Культура России велика, потому что многонациональна 

Известный вокалист, баритон из Москвы Владислав Косарев выступил с Государственным симфоническим оркестром Госфилармонии Адыгеи. Приезд певца в республику и предновогодний концерт — традиция, существующая с 2017 года и объединяющая поклонников репертуара артиста. Он исполняет патриотические песни и песни военных лет, проникновенные романсы, русские народные песни, а также российскую и зарубежную эстраду. Владислав гастролирует по всей России, выступает на центральных ТВ-каналах, в качестве дирижера неоднократно работал на зарубежных площадках, является победителем и призером российских и международных конкурсов, заслуженным артистом Карелии, обладателем первой премии и звания лауреата I Международного дирижерского конкурса им.Александра Юрлова. В интервью «СА» он рассказал о том, как классическая эстрада влияет на интерес к симфонической музыке, о песенном продукте, существующем в России, и о том, чем отличаются зрители южных регионов страны от северян.

—  Владислав, как получилось, что между вами и Государственным симфоническим оркестром Госфилармонии Адыгеи завязалась тесная дружба?

— Давно слышал от коллег, что в Майкопе есть прекрасный симфонический оркестр! Когда впервые встретились с главным дирижером — маэстро Аркадием Шарифхановичем Хуснияровым и с оркестром, было ощущение, что знакомы много лет. На профессиональном языке понимаем друг друга с полуслова. Поскольку публика тепло приняла эстрадно-симфонический формат нашего выступления, решили, что будем продолжать создавать каждый год новые программы. Постепенно в зале становилось все больше и больше людей. Оказалось, что классика эстрады — направление, в котором я работаю уже не первый год, — сегодня очень востребована. Но, к сожалению, не так широко представлена современными исполнителями, как хотелось бы. Многие певцы советского времени часто выступали именно в сопровождении эстрадно-симфонического оркестра — Муслим Магомаев, Эдуард Хиль, Юрий Гуляев. А самым известным оркестром был Академический большой концертный оркестр под руководством Юрия Силантьева. На своих концертах я пытаюсь воссоздать именно тот формат высокой, настоящей эстрады.

— Сегодня пишут такие песни?

— Возможно, но мне такие авторы не знакомы. Хотя знаю, что до сих пор прекрасные песни создает Александра Николаевна Пахмутова. Но форма исполнительства песни с симфоническим оркестром в России почти утеряна. А на Западе данная традиция живет и сегодня. Примеры — Андреа Бочелли, Сара Брайтман, Алессандро Сафина. У нас почему-то эта ниша почти не представлена. При этом богатый выбор поп-культуры — рэп, шансон, но высокой эстрады, в который был бы не текст, а поэзия, и сочиняли музыку не «самодеятели», а профессиональные композиторы, почти нет.

Часто сталкиваюсь с тем, что люди, посещая концерт симфонического оркестра, исполняющего эстрадную музыку или, скажем, рок-хиты, спустя какое-то время идут на серьезную симфоническую программу. Такие концерты — ступенька к классической музыке. Если музыка создана настоящими талантами или уж тем более гениями, то она превосходно и органично исполняется симфоническими оркестрами.

В чем уникальность советской песни? В том, что все композиторы той эпохи были настоящими профессионалами. С одной стороны, они писали современным языком, в то же время продолжали традиции городского романса и, конечно же, во многих своих сочинениях опирались на народную культуру. Именно поэтому многие песни через 5-10 лет становились поистине народными, люди их пели и думали, что этим произведениям не один десяток лет — например, известная песня Евгения Птичкина «Ромашки спрятались, поникли лютики». Грустно, что наша величайшая песенная школа утеряна. Сейчас пишется огромное количество песен, которые вроде бы и современны, но они не идут, что называется, «в народ». Люди не поют их на дружеских посиделках, за столом. Максимум, на что они годны — быть фоном в такси или торговых центрах.

—  Какую программу вы привезли для зрителей Адыгеи в этом году?

— Программа традиционно состоит из двух отделений. Первое — классика зарубежной эстрады: репертуар Элвиса Пресли, Тома Джонса, Френка Синатры. Муслим Магомаев, кстати, в свое время много пел западной эстрадной музыки. Некоторые зарубежные песни я сначала услышал в исполнении именно Муслима Магометовича.

Второе отделение — советская эстрада. Но мы с маэстро давно не исполняем суперпопулярные хиты, которые поют все современные баритоны, — «Синяя вечность», «Свадьба», «Солнцем опьяненный». Есть очень много прекрасной музыки, которая практически не звучит сегодня, и когда мы ее снова возвращаем на эстраду, оказывается, что люди воспринимают ее с большим теплом.

Фото: Артур Лаутеншлегер —  Вы много гастролируете. Может быть, есть регионы или города, в которые любите приезжать больше всего?

— Люблю гастролировать везде, где людям нравится та музыка, которой я посвятил свою жизнь. Не важно, куда приезжаю — в Майкоп, Абакан, Иркутск, Петрозаводск, Хабаровск: везде есть люди, которым близок мой репертуар. Если говорить о публике, то, с одной стороны, она везде одинаковая, а с другой — есть особенности в зависимости от региона. Слушатели в Адыгее более темпераментные, не стесняются проявлять эмоции, аплодировать, подпевать. У нас, кстати говоря, есть традиция: мы обязательно хотя бы одну песню на концерте поем всем залом. А северная публика — более холодная, несколько отстраненная, но и она в конце концов оттаивает!

— Как вы понимаете, что зал вас хорошо принимает?

— По глазам. Если сильные софиты, то глаза зрителей, конечно, сразу не вижу. А вот когда привыкаю к яркому свету или спускаюсь в зал, то вижу людей очень хорошо, и если их глаза сияют счастьем, то понимаю, что мы с маэстро на верном пути.

—  Читала в одном из ваших интервью, что в вашей семье все поют…

— Наверное, петь я научился раньше, чем говорить, потому что — да, все в семье, даже не будучи профессиональными музыкантами, пели. Родился я в Смоленске, но много времени провел в деревне на юге Смоленской области. Бабушка помимо того, что была преподавателем немецкого языка, вела кружок русской песни в школе. У деда был абсолютный музыкальный слух, он блестяще играл на баяне и пел. Мама и папа работали вместе на производственном объединении в Смоленске, они очень одаренные люди. С детства слышал много народных песен. Дед прошел войну, и с ним мы учили песни военных лет. Папа любил заграничных певцов. Мама слушала Хиля, Гуляева, и дома у нас звучали только баритоны, исключение она сделала только для Петра Лещенко. А когда приходил в музыкальную школу, то там слышал Чайковского, Рахманинова, Моцарта, Бетховена, Шуберта. Рос вот в таком музыкальном водовороте. Поэтому когда после музыкальной школы возник вопрос — куда идти учиться, то подумал только о том, что в жизни больше всего люблю музыку. Окончил музыкальное училище в Смоленске. Затем Российскую академию музыки имени Гнесиных по специальности «дирижер академического хора», после в течение двух лет была ассистентура-стажировка. И семь лет проработал солистом и главным дирижером в мужском хоре «Пересвет».

—  Почему сменили профессию дирижера на певца?

— Всегда любил именно петь, но… не находил в себе яркого певческого таланта. Пел в хоре, как и все, немного солировал. Пошел учиться на дирижера академического хора, потому что на этом факультете был предмет сольного пения и можно было, помимо дирижирования, учиться вокалу. Все семь лет работы по специальности во мне зрела страсть выйти и выразить себя через голос, и вылилось все это в то, что оставил профессию, которой посвятил много лет, в пользу сольной карьеры певца.

Дирижер — прекрасная профессия, но у нее есть, на мой взгляд, один недостаток: между вами и зрителем всегда существует посредник — либо хор, либо оркестр. А когда вы напрямую работаете со зрителями, общаетесь с ними, поете им, рассказываете свои истории, то у вас нет своего рода «сопротивления материала». Эта профессия тяжелая и часто неблагодарная. Сначала надо вдохновить коллектив, дать ему творческий импульс, а он уже этот импульс от вас перенесет в зрительный зал. Певцам проще — вышел и спел. Ну а дальше уже решать зрителям, нужен им такой артист или нет… В общем, решил рискнуть. Думал так: если люди будут приходить на мои концерты, продолжу петь, не будут — займусь чем-нибудь другим.

—  Для востребованности певца, его успеха важен только талант?

— Необходим целый комплекс качеств и, конечно же, сильная, грамотно выстроенная реклама. Но мне в каком-то смысле повезло. В свое время я выбрал правильный репертуар, который оказался близок не только мне, но и большому числу людей. Да, этому репертуару не один десяток лет, но он до сих пор вдохновляет, утешает, согревает людей.

— С началом СВО, усилением давления Запада изменился ли как-то ваш репертуар? Может быть, появилось больше патриотических песен?

— Они всегда были в моем репертуаре: пел песни, посвященные Родине, Великой Отечественной войне. Многие концерты в этом сезоне заканчиваю песней «Марш-воспоминание» на стихи Роберта Рождественского, музыка Евгения Мартынова. Там есть такие строки:

Вот он настал — миг прощанья.

Любить и ждать обещай мне.

Ты улыбнись мне на счастье,

Твои глаза запомню я.

Пройду я холод и ветер,

Превозмогу все на свете,

Я буду жить, я — бессмертен,

Пока ты ждешь, любовь моя!

На мой взгляд, эта песня должна сейчас звучать на каждом концерте, на всех радиостанциях, телевизионных каналах. Лучше слов, чем сказал Рождественский, для событий, которые сейчас происходят, не придумали. Хочется, чтобы современные поэты и композиторы написали искренние, глубокие произведения, в которых бы отразилось происходящее сейчас с нами.

А что касается западного репертуара, мы же не можем поступать так, как многие иностранные политики, запретившие «все русское». Музыка, как и любое искусство, должна объединять людей, делать их лучше, чище, добрее. А когда искусство становится орудием распрей, санкций, это недопустимо. Почему культура России так велика? Потому что она — многонациональна.

Мощная российская культура как полноводная река, вбирающая в себя ручейки и реки всех национальных культур народов, проживающих в нашей стране.

Несколько лет работал в Республике Коми, и меня удивил тот факт, что даже вывески и таблички во многих магазинах — на двух языках. А где в Америке вы видели вывески на языке коренных индейских народов, которые когда-то жили на этой земле?!

Надежда ШРАМ