Выйти из клетки. Как кандидат юридических наук стал автором художественной литературы

Преподаватель Института права Адыгейского госуниверситета Ибрагим Шаов вошел в число номинантов на звание «Лучший писатель года» по версии Российского союза писателей за повесть «Клетка». Произведение включено в альманах «Антология русской прозы 2023». Для молодого писателя быть отмеченным номинацией среди 320 тысяч авторов — уже победа. Ведь Ибрагим Шаов, как кандидат юридических наук, имеет большой опыт участия в подготовке научных изданий и учебных пособий. Однако художественной литературой не занимался до этого года. Первое произведение «Пациент №132, или Живи здесь и сейчас» он писал в соавторстве с братом Асфаром, а второе — «Клетка» — уже самостоятельно. В интервью номинант рассказал, о чем его произведение, в чем секрет успеха современного писателя, почему старается не использовать известные методики написания, как попасть на ведущие электронные литературные площадки страны и о чем будет следующая книга.

— Почему вы решили начать писать художественную прозу?

— Художественная литература, как и любой другой вид искусства, обращается к чувственному восприятию человека. Научная литература обращена к разуму. У них разная целевая аудитория. Художественная литература охватывает более широкий круг читателей, научная — больше обращена к ученому сообществу. Моя задача как педагога состоит в том, чтобы прежде всего разбудить в студентах жажду к знаниям, неважно, каким способом. Раньше наблюдался недостаток информации, сейчас ее переизбыток. Многие не ориентируются и поглощают все подряд. Нет инструментария к критическому пониманию мира. Книжное чтение развивает человека, заставляет переводить печатные знаки в смыслы.

— Был ли толчок?

— Каждый из нас сталкивается в те­че­ние жизни с разнопорядковыми проблемами: семейные, психологические, материальные, потеря близких людей и т.п. Скорее всего, у меня шел процесс накопления, который в конце концов нашел свой выход в творческом выражении личных переживаний.

— Одного личного опыта, наверное, мало. Не каждый же может художественно писать! Как вы решились?

— Вообще, многие ученые писали прозу. И сейчас это становится трендом. Умберто Эко, например. Или ученый-историк Евгений Водолазкин, известный в нашей стране. Почему нет? Мы и попробовали. «Пациента» мы начинали писать для себя и ограниченного круга друзей. Потом все как-то само закрутилось, произведение прочитал главный редактор литературного журнала Северной Осетии «Дарьял» и предложил издаваться. Затем пошли встречи с читателями, интервью с журналистами по всему Северному Кавказу. Повесть вызвала большой резонанс в читательском мире. Она необычная, написана вне традиционных литературных рамок и законов драматургии.

— Что такое «клетка» в вашей повести?

— Клетка — это 4 дома, которые стоят квадратом или прямоугольником. Как в Черемушках. В каждом городе есть такие микрорайоны. Я сам вырос там. Действие происходит в этой клетке. Люди из клетки в чем-то типичны, потому что среда во многом формирует человека. В клетке создается определенный духовный микроклимат, свой биоритм. И люди, даже если покидают клетку, остаются верны своим «клеточным» принципам.

— Можно ли сказать, что произведение биографично?

— Книга написана на основе реальных событий, конечно, с художественной интерпретацией. Я постарался воссоздать атмосферу клетки конца девяностых — начала двухтысячных и вплести их в современный сюжет. Героиня — современная девушка, вырвавшаяся из клетки, ставшая успешным офтальмологом, но у нее непростая женская судьба. Можно сказать, что она архетипична, потому что сейчас повсеместно встречаются такие трудные женские судьбы.

— Вы ставите социальную проблему или психологическую?

— Здесь проблема ментальная. Клетка меняет человека. Она заставляет его быть циничным, выживать в тяжелых условиях, приспосабливаться. Героиня с благородной профессией врача спасает жизни. Но у нее тяжелая судьба. У нее трагическая первая любовь — погибает жених. За нынешним тяжелобольным мужем она ухаживает уже десять лет. В определенный момент перед ней возникает дилемма — поступить «по-клеточному» либо поступить по-человечески. И она выбирает первое.

— По-вашему, человек, рожденный клеткой, обречен на определенный исход?

— Я не утверждаю этого. Но хотел показать — то, что в детстве в нас заложено, очень тяжело преодолевается. И, скорее всего, человек остается верен своим запрограммированным инстинктам. И хочу отметить — у героини есть живой прототип. В повести описаны ее личные переживания. Однако в жизни для нее эта история не закончена, она длится по сегодняшний день. Поэтому единственное, что не соответствует реальным событиям, — это финал произведения.

— Насколько книги можно считать достоверными?

— В книгах есть научная составляющая. В первой книге у нас достоверно пересказана операция по трансплантации сердца. Мы смотрели реальные пересадки, протоколировали, переводили все на художественный язык, отправляли на рецензирование профессиональным хирургам. После их одобрения включали отрывок в текст. Также описывали процесс восстановления человека после операции. Во второй книге я достоверно описал операции на глаза и многолетнюю реабилитацию мужа главной героини. Меня тоже консультировали врачи.

— Какую задачу вы ставили себе в «Клетке»?

— Первая моя задача — запечатлеть, зафиксировать ту эпоху, ту атмосферу. Вернуть людей моего возраста в воспоминания детства. Второе — это мой внутренний вызов. Это произведение писалось от первого лица, причем от женского. «Пациент» написан от лица мужчины.

— Мы можем надеяться на продолжение «Клетки»?

— Пока планов таких нет. Но если будет запрос, если я почувствую потребность, то возможно. А в целом писать, конечно, будем. Пишет тот, кто не может не писать. Мы хотим показать молодым ребятам, что можно писать, что сейчас для этого есть независимые электронные площадки. Есть бесплатные, например «Проза.ру».

— Сложно попасть в лоты электронных площадок?

— Выйти на площадки абсолютно несложно. Три клика. Сложно продаваться.

— Вы не боялись провала?

— Мы были ко всему готовы. Это судьба большинства книг. Сейчас молодежь мало читает. Поэтому мы выбрали такой сжатый формат — книжки планшетного типа. У молодежи клиповое мышление. И литература поменялась. Мы изучали теорию литературы. Поменялся стиль изложения. Сейчас читателям неинтересны пространные описания персонажей. Все описывается в динамике, в диалогах. Хорошо работает принцип аналогии — можно написать, что герой похож на какого-то общеизвестного персонажа. Молодежь воспринимает информацию быстрее, перерабатывает ее быстрее, чем это было, когда писались объемные романы. Сейчас время поменялось, и оно требует других подходов в литературе.

— И как сделать книгу современной?

— Каждый сам решает, что для него в приоритете. Для нас было важным написать произведение, которое можно прочесть быстро. Не должно быть каких-то разрывов, пауз, чтобы человек откладывал книгу, заставлял себя возвращаться к чтению. И, по отзывам, мы справляемся с этой задачей. Да, возможно, это не высокая литература, но и не нужно сравнивать с высокой литературой. Так же как и современную музыку не нужно сравнивать с классической. Разный стиль, разный жанр, разная востребованность. Можно, конечно, быть писателем одного читателя. Писать и ждать, когда тебя прочтет один великий мастер, оценит все твои отсылки, все, что ты зашифровал, виртуально пожмет тебе руку, скажет: «Ты молодец» — и все. У нас другая задача — вернуть людей к чтению.

— У нас же есть относительно современная проза. В чем отличие вашей?

— Адыгская проза черпает свои сюжеты из исторического наследия нашего народа, когда мы носили черкески и скакали на лошадях. Но современной молодежи нужны наряду с историческими произведениями и те, что затрагивают современные проблемы. Их волнует глобализация, вопросы идентичности в условиях XXI века, религиозного самосознания, любви в современном прочтении. Поэтому это нужно освещать.

— Существуют же методики написания художественных произведений. Вы пользуетесь ими?

— Стараюсь не использовать. Мне кажется, это будет портить материал. Я нахожусь в поисках своего почерка, стиля, поэтому стараюсь расширять свой литературный диапазон. И я слишком много современной литературы стараюсь не читать, чтобы не идти шаблонным путем. В наш адрес была критика, и говорили, что так писать нельзя, но за нас вступались читатели, которым нравится такая подача.

— Но есть же насмотренность? Когда писатель с большим объемом прочитанного уже интуитивно пишет по каким-то законам, в каком-то стиле. Так не проще? Вы опираетесь на какую-то свою литературную базу?

— Конечно, мы много изучали. Но с точки зрения стиля и сюжета в литературе уже все придумано. Писали и с начала, и с конца. И дробили сюжет. Эксперименты с литературой уже, я думаю, закончены. Джеймс Джойс завершил все стилистические изыскания в своем «Улиссе». Он 18 глав написал в 18 стилях, доведенных до совершенства. Но это абсолютно нечитабельно. Мы читали всех русских классиков. Это наши настольные книги. Я родился в семье педагогов. Но моя любимая книга — это «Человек без свойств» австрийского писателя Роберта Музиля. Именно это произведение стало стимулом к тому, чтобы мы описали современного человека без свойств, который содержит в себе все свойства одновременно, но, по сути, ничего в нем нет. Рефлексия современного интеллектуально развитого человека, который находится в обществе, где проблема выживания снята. И человек, сталкиваясь с серьезной проблемой, оказывается безоружным.

— Почему издались в Нальчике, а не в Майкопе?

— Там создали определенную площадку, которая собирает читающую молодежь, обсуждает и реализует книги. И за годы существования площадки образовался определенный круг очень развитой молодежи. Они знакомы с литературой, историей литературы, создают тематические подкасты и ролики. В Осетии тоже есть книжный клуб, который регулярно собирается. В Ингушетии — «Чайный клуб». Нас приглашают и в читательские клубы, и на интервью. В Кабардино-Балкарии несколько дискуссионных читательских площадок. На днях мы вернулись с обсуждения «Пациента» в читательском клубе Марины Битоковой — известного на Кавказе литературного критика. Такие встречи обогащают и читателей, и писателей. Огромное спасибо за поддержку и проявленный интерес хочется выразить Сусанне Хачемизовой и Светлане Тешевой, которые работают в ГТРК «Адыгея» и всегда приглашают в свои программы, помогают в продвижении наших идей. Отдельная благодарность литературному клубу преподавателя Адыгейского госуниверситета Кирилла Анкудинова, мы с удовольствием его посещаем, прислушиваемся к профессиональным советам коллег. В общем, мы открыты к общению.

— Почему, на ваш взгляд, тяжело развивать литературное творчество на Кавказе?

— Думаю, на Северном Кавказе не так много пишут, потому что не видят экономической выгоды. Выгоднее быть блогером, рассказывать банальные вещи. Кстати, третья книга, которую я сейчас пишу, посвящена как раз этому захватившему нас мейнстриму — коучеринг, блогеринг и т.д. Немного фантастики используем. Буду писать от третьего лица. Это будет более объемное произведение.

— Вы считаете, новым писателям нужна поддержка государства?

— Нужно, чтобы книга дошла до читателя. А с этим у нас проблема. Наши книги есть в одном из магазинов Майкопа и на электронных площадках. В более популярную сеть магазинов мы пока не имеем возможности попасть, так как при соблюдении их условий стоимость книги сильно повысится. Я думаю, здесь нужна помощь. Нужны такие журналы, как «Дарьял» из Северной Осетии — Алании, с поддержкой государства и современной ориентацией. Кавказская литература должна развиваться.

Валерия ВРУБЕЛЬ