Марат Хатхе: Я говорю пациентам правду

Он окончил Кубанскую медицинскую академию и долгие годы работал нейрохирургом в многопрофильной клинике — одной из сильнейших в стране. Три года назад он возглавил нейрохирургическое отделение в Адыгейской республиканской клинической больнице. Лучший врач года — 2023 Марат Хатхе рассказал, почему нейрохирургические операции одни из самых сложных, что означает хирургия с пробуждением и как не выгореть на работе.

— Марат Кимович, расскажите, чем занимаются врачи-нейрохирурги и в чем основная сложность нейрохирургических операций?

— Нейрохирурги занимаются лечением заболеваний и травм центральной и периферической нервной системы. Это кровоизлияния, черепно-мозговые травмы, опухоли головного и спинного мозга, разрывы аневризмы и так далее. Я занимаюсь в основном лечением сосудистых заболеваний и онкологией. Технически и мануально нейрохирургические операции одни из самых сложных, так как выполняются исключительно под микроскопом. Для их проведения требуется много вспомогательного, высокотехнологичного и дорогостоящего оборудования.

— Насколько быстро сегодня развивается нейрохирургия?

— Уже прошла эпоха первичного развития нейрохирургии, когда ученые только разрабатывали доступы к различным отделам ЦНС и руководствовались анатомической доступностью и функциональной возможностью. Сейчас активно развиваются генетические исследования опухолей головного мозга. Так, современная классификация опухолей мозга основана не только на морфологическом строении, но и на генетическом. К сожалению, онкологи и нейрохирурги всего мира все еще не могут излечивать злокачественные онкологические заболевания головного мозга. Но сейчас мы, вероятно, стоим на пороге решения этой задачи, когда за счет генетических исследований нам удастся улучшить и прогнозы пациентов, и качество лечения. Не менее интенсивно развиваются технологии при сосудистых заболеваниях — они семимильными шагами уходят в эндоваскулярную хирургию, то есть малоинвазивную.

Времена, когда один доктор лечил пациента, давно прошли. Сейчас это командная работа

— Значит, сегодня все возможно, все доступно?

— Любая зона мозга физически доступна для вмешательства. Используя микрохирургическую технику, нейрохирурги способны оперировать на всех отделах ЦНС. Кроме того, большое количество диагностического оборудования направлено на то, чтобы определить, где находятся функциональные зоны и как проходят тракты головного мозга, как спланировать операцию. Ряд операций проводится в сознании — это называется «хирургия с пробуждением». То есть на этапах, когда мы работаем рядом с функционально значимыми зонами, мы выводим пациента из медикаментозного сна и стимулируем его, чтобы определить, где именно находится эта зона, отвечающая за двигательные, мыслительные функции и так далее. Человек в сознании может двигаться, разговаривать — мы в процессе смотрим за реакциями. Это необходимо, чтобы не повредить те зоны мозга, которые функционально значимы и вмешательство в которые во время удаления каких-либо образований может привести к инвалидизации.

— Это, наверное, ужасно, проснуться во время такой операции…

— В процессе пациент ничего не чувствует, он обезболен. Разумеется, предварительно мы его психологически готовим к такому пробуждению, чтобы это не было шоком. Как до, так и во время, и после операции с пациентом работает мультидисциплинарная бригада. Такая хирургия выполняется в центральных клиниках страны, и, я надеюсь, в будущем это будет возможно и у нас.

— Кстати об Адыгее — насколько у нас высок уровень нейрохирургии?

— Всегда есть к чему стремиться. Нейрохирургия в республике пока не достигла высшего уровня, есть простор для развития. Да, многое делается для нашей больницы, много современного оборудования закупается, но этого, к сожалению, все еще недостаточно. Некоторые операции мы технически не можем проводить. И когда я говорю, что нам есть куда развиваться, я имею в виду не только нейрохирургическое отделение, а всю больницу в целом, потому что нейрохирургия существует не сама по себе. Мы работаем вместе с анестезиологической службой, реанимацией, лабораторией, диагностикой, то есть они тоже должны быть оснащены новейшей современной аппаратурой. Не бывает так, что в одной области чуть ли не космические технологии, а в другой все старое, — так не работает. Развиваться надо комплексно, а это серьезные затраты.

— Что насчет интеллектуального «дооснащения»? Как врач, вы, вероятно, постоянно учитесь новому?

— Я в профессии больше 20 лет, но постоянно повышаю квалификацию и прохожу стажировки. Когда еще была такая возможность, учился новым методикам у сильнейших специалистов в Германии, Финляндии, Швейцарии. Сейчас за границу попасть затруднительно, но у нас и в России есть у кого поучиться. А учиться нужно всегда, даже если ты маститый хирург и академик. Вообще, в медицине информация достаточно быстро устаревает, особенно в биохимическом, микрохирургическом, генном направлениях. Недавно я был в Москве на съезде нейрохирургов России. Ничего глобально нового не узнал, поскольку сам держу руку на пульсе. Но посещать такие встречи надо все равно, чтобы еще раз что-то услышать, узнать. Лучше ведь о нюансах узнать от специалиста, у которого больше опыта при работе с данной проблемой, чем впервые столкнуться с ними во время операции.

— Как вы готовитесь к операции?

— Хирургия — это всегда стресс, безусловно. Но когда ты молодой специалист, ты волнуешься из-за нехватки опыта. Сейчас, когда перед операцией я смотрю исследования МРТ, КТ, функциональные исследования, уже понимаю, с чем буду иметь дело. Бывает так, что во время операции врач сталкивается с проблемой, которую не предполагал. В этом и заключается мастерство хирурга, чтобы до оперативного вмешательства он хотя бы предположил, что может случиться такая-то проблема. Потому что, когда ты с ней столкнешься, ты быстрее и легче ее решишь, чем когда она будет неожиданной. Даже в рутинной хирургии надо быть начеку.

— Что вы говорите пациентам перед операцией?

— Всю правду. Принципиальная задача любого хирурга — объяснить пациенту, какая у него есть проблема, как ее решить, какая ему предлагается хирургия, какие мы ставим перед собой задачи, что мы хотим сделать и какой функциональный исход мы хотим получить. И самое главное — пациент должен понимать, какие возможны осложнения. Чтобы, когда он проснется после анестезии, для него не было неожиданностей, даже если будут проблемы. Потому что, если дают ложные надежды, говоря, что завтра вы побежите играть в футбол, а после наркоза оказывается все наоборот, для человека это не только физическая травма, но и эмоциональная. А лечение, как известно, зависит не только от медицинского коллектива, но и от самого пациента, от его настроя. Поэтому пациент должен собраться, настроиться на лечение и понимать, какие есть риски, что может случиться. Даже если будут осложнения, но человек к ним морально подготовился, ему будет легче собраться и перенести их.

— Кто входит в состав операционной бригады кроме нейрохирурга?

— У хирурга всегда есть ассистент — второй нейрохирург. Ассистировать также может и операционная сестра. Порой опытные сестры знают ход операции намного лучше молодого хирурга: что будет, как, какой инструмент нужен. Если коллектив слаженный, опытный, можно молча протянуть руку — и медсестра уже знает, какой инструмент тебе подать. Также в бригаде присутствуют анестезиолог с анестезистом (ассистент анестезиолога.— Прим. ред.), санитарка. Если ведется физиологический мониторинг, то в операционной присутствует врач функциональной диагностики, который оценивает параметры и может вмешаться, если надо прекратить какие-то действия. Операционные микроскопы оснащены мониторами, и то, что видит оперирующий хирург, видит вся бригада. Это важно для медсестры — она знает, какой инструмент подать. Анестезиолог понимает, какие могут появиться проблемы и к чему готовиться. Таким образом, бригада работает слаженно и без лишних слов.

— Сколько длятся такие операции?

— Нейрохирургические операции небыстрые. Если речь о малоинвазивных, то можно все сделать в пределах часа — это считается быстро. А так — от 2,5-3 часов и пока не закончишь. В среднем это 3-5 часов, в редких случаях может доходить до 6-7.

— Что, на ваш взгляд, самое трудное в профессии нейрохирурга?

— Хирургические осложнения. Хирургия не может быть стопроцентно идеальной. Так не бывает, что абсолютно все выздоровели и все стало хорошо. Всегда возможны осложнения. И это может эмоционально сильно подкосить хирурга. Поэтому некоторые предпочитают не брать сложные случаи, ведь чем проще операция, тем меньше рисков, как во время нее, так и после. Не хочется, чтобы к тебе пришел человек, нуждающийся в помощи, а после операции ему стало хуже. Но даже если так произойдет, это не должно сломать врача. Тут важно сделать выводы, разобраться, чтобы предотвратить повторение такой ситуации в будущем. Поэтому хорошо, когда молодой хирург приходит в опытный коллектив, где его коллеги смогут уберечь от плохого опыта. И лучше всего проходить обучение в центральных клиниках с большим хирургическим опытом у хороших хирургов.

— С чем связаны лично ваши врачебные переживания?

— Переживания в основном бывают после операции, особенно когда это была редкая, тяжелая операция с высоким риском. Очень волнуюсь по поводу исхода, ведь не хочется, чтобы пациенту стало хуже. Но это всего лишь опасения, переживания, и это нормально — врач должен понимать серьезность и сложность операции. А вот бояться нельзя, потому что страх парализует. Когда в операционной случается экстремальная ситуация, страх — это худшее, что может случиться с хирургом. Это сразу приговор для пациента. Поэтому мое правило: если боишься ­— нельзя делать операцию.

— Как не выгореть при такой большой ответственности?

— Психологически работа хирурга сложна, потому что в его руках жизнь и судьба пациента. И выгорание — одна из основных проблем у людей ответственных, интеллектуальных профессий. Все отвлекаются, как могут. Кто-то бегает, кто-то занимается хобби. Я отвлекаюсь в семье. У меня жена и двое детей — сын и дочь. Люблю проводить время с семьей, родными, встречаться с друзьями. Мы каждые выходные организуем себе целую культурно-массовую программу.

— Вы стали лучшим врачом 2023 года. Что значит для вас это звание?

— Любому человеку приятно признание. Главное, чтобы это не заставило зазнаться. К несчастью, я видел очень достойных людей, которые из-за похвалы со временем теряли адекватность. Человек всегда должен критически к себе относиться. Получить звание лучшего врача очень приятно, но это не только моя заслуга. Времена, когда один доктор лечил пациента, давно прошли. Сейчас это

командная работа. Нейрохирург ничего не может без нейровизуализации — обследований, анализов, оборудования, без адекватной анестезии, реанимации. В самом деле, это признание не только одного человека, но всей бригады, всей медицинской системы, которая в настоящее время находится на достаточно высоком уровне. Определить, кто лучший, на мой взгляд, практически невозможно. Я считаю, что у нас много врачей, достойных этого звания. И даже если кого-то из нас удостоили звания лучшего, это не значит, что на этом можно остановиться. Надо развиваться, учиться, двигаться дальше.

Екатерина НУЖНАЯ.